– Адам, видишь то серое здание? Жди меня внутри на первом этаже, я скоро приду, – седоволосый мужчина указал на двухэтажное складское здание.
– Но, Учитель… – Адам замялся, – я не могу оставить тебя в таком месте одного. Это опасно!
– Ты считаешь, я слишком стар и слаб, чтобы защитить себя от идиотов, которые осмелятся мне угрожать? – в голосе Пророка чувствовалась угроза.
– Прости, Учитель, – Адам склонил голову, – я немедленно отправлюсь в то серое здание, и буду ждать тебя там.
– Ну же, мой мальчик, – Пророк улыбнулся тепло, по-отечески, – я вовсе не хотел тебя пугать.
Адам робко улыбнулся и направился к складу. Ему было неуютно здесь. Поверхность всё ещё несколько нервировала его. К тому же он так и не сказал Учителю, что одна из сестёр хочет вернуть заблудшего брата. Хотя он, скорее всего, об этом знает, он ведь так мудр.
Пророк прошёл по узкому коридору, лишь мельком глянул на младенца, орущего на руках неопрятной молодой женщины, сидевшей около одной из дверей. Маленький выродок, мусор. Он подошёл к облезлой двери в конце коридора и толкнул её.
Пророк осторожно переступил порог – маленькая убогая комнатка, голые стены, голый бетонный пол. Она сидела у окна и что-то шила, напевая себе под нос колыбельную. Пророк вздрогнул, он слишком хорошо знал эти слова:
Спи, мой маленький мальчик.Спи без всякой печали.Ветер, в шорохах прячась,Колыбельку качает.
Женщина подняла голову, откинула с лица прядь светлых, почти бесцветных волос. Её глаза были абсолютно белыми. Женщина изогнула тонкие губы в улыбке.
Звёзды смотрят с улыбкойКаждой ночью на землю.Спи, мой милый малютка,И тебя я согрею.
Пророк шагнул к женщине. Достаточно. Она уже должна была понять, что он пришёл. Жестокая песня, которую женщины пели своим детям, не зная, увидят ли их завтра утром.
– Ты всё-таки пришёл. Я давно жду тебя, – женщина отложила шитьё, – садись, здесь где-то был ящик. Ты ведь пришёл спросить меня о чём-то?
– Да, Карин, ты не ошиблась, – Пророк подтащил ящик и сел напротив женщины, – ты никогда не ошибаешься. Ты ведь потомок Синезглазой, ты не можешь ошибаться.
– Всё никак не можешь понять? – Женщина рассмеялась, – как она могла выбрать судьбу обычного человека, родить ребёнка и умереть, когда вышел её срок? Тогда слеп ты, а не я.
– Прошло слишком много времени – это уже не важно. – Пророк чувствовал, что лжёт. – Я хочу спросить тебя о будущем, Пророчица.
– Будущем? Оно есть, не сомневайся! Вот только твоё оно или их, это ты хочешь знать? – Карин улыбнулась, – вероятности расходятся. Ты сам создал того, кто их разводит. Ты сам научил его слову, которое они запретили. Это ты шептал его ему в темноте, ты сам создал того, кто может тебя остановить!
– Меня нельзя остановить. Они должны уйти, их правда разрушает мир! – Пророк вскочил с ящика и заходил по комнате. – Я способен дать намного больше. Мир должен измениться, правда должна измениться! Всё уже готово.
– Твоя правда была бы иной, не будь их. А их правда тоже отличалась бы, не будь тебя. Не боишься, что без них не будет тебя? – Карин покачала головой, – ты прожил так долго, а ведёшь себя, как ребёнок. Я же сказала – будущее расходится.
– Где девочка? – Пророк окинул взглядом пустую комнату, – где она, отвечай!
– Она ушла. Оставила меня и ушла с тем, кто будет заботиться о ней лучше, чем я.
– Вот ведь! Тебе стоило заставить её остаться! – Пророк сжал руку в кулак.
– Зачем? Я не твоя рабыня и слушаться тебя не обязана, – Женщина пожала плечами, – она захотела уйти. Я не стала её останавливать – с ним ей лучше.
– Ладно, не так это важно. – Пророк снова опустился на ящик. – Расскажи мне про него, того, кто покинул меня.
– А что говорить, ты знаешь всё сам. Он нашёл его и пробудился. – Пророчица переложила шитьё себе на колени. – Он больше не твой, сам виноват.
– Как он мог выбрать этого человека? Он – идеальное существо, а этот… мужчина жалок и слаб! – Пророк сжал в пальцах край плаща. – Я не затем учил его, не затем создавал!
– Ты ошибся и не раз, – Карин снова рассмеялась. – Ты сам виноват. Теперь никто не скажет, что будет дальше. Зелёная их кровь или чёрная, но она всё равно синяя! Одно могу сказать тебе – Империя изменится, всё изменится. У кукол обрываются нити, а сколькие из них решат остаться с кукловодами – это уже им решать. То, что ты начал, не остановить. Иди и закончи.
– Что ж, спасибо, Карин, за твои слова, – Пророк поднялся, – думаю, мы ещё встретимся.
– Надеюсь. Только когда построишь куличик из песка, не забудь вернуть ведёрко. – Женщина полубезумно улыбнулась. Выходя из комнаты, Пророк снова услышал её голос.
Отгоню тьму и страх,Одеяльцем укрою.От беды и от злаЗаслоню я собою.
Так ведь и получилось тогда. Младенец выжил, а его мать, Синеглазая, погибла. Ей не стоило позволять себе взрослеть. Настоящая мудрость доступна лишь детям. Пророк вышел на улицу. С неба падали сероватые хлопья снега, протекающая рядом речка пахла гнилью и ржавчиной. У стены полуразрушенного склада стоял высокий светловолосый мужчина с правильными чертами лица и идеальной фигурой. Адам, его творение. Мужчина подошёл и склонил голову. Пророк провёл рукой по мягким волосам, коснулся пальцами щеки.
– Пойдём, мой мальчик, я узнал всё, что хотел.
Прохожие провожали взглядом странных чужаков и почти сразу забывали о них. Мало ли здесь бывает незнакомцев? Не военные и ладно. Снег разъедал следы, стирал все отпечатки. Двое мужчин растворились в паутине улиц не оставив после себя ничего, кроме смутного ощущения времени.
3
Отто фон Денненберг, один из ведущих специалистов Четвёртого Отдела Седьмого Управления, накрыл лежащее на препараторском столе тело простынёй. Пятую девочку привезли в морг совсем недавно, но он уже успел её осмотреть. Лицо изрезано, грудь и живот – тоже. Внутренние органы едва не вываливаются, но, кажется, все на месте. Отто вздохнул и сделал отметку в бланке. Три часа назад звонил Харальд, сказал, что вынужден уехать. Вроде бы какое-то срочное задание, но выдёргивать главу Отдела, когда в городе так неспокойно…? Если, конечно, это не Башня. У Дэнеля завтра последний экзамен, Харальд не сомневался, что он сдаст. Они собирались отпраздновать все вместе. Солнышко обещала приготовить что-нибудь особенное. Что ж теперь, видимо, придётся праздновать втроём. Отто подошёл к столу, на котором лежала первая жертва. Одна нога сломана и вывернута под неестественным углом, но крови почти нет, скорее всего, это произошло уже после смерти, когда её запихивали в мусорный бак. Глаз нет, всё лицо покрыто порезами. На девочке не осталось ни клочка одежды – по ней можно было хотя бы определить, из какой она семьи. Часть разрезов он зашил, когда её только принесли, убрал на место вывалившиеся кишки. Сквозь глубокие раны на груди виднелись рёбра. Отто развернул руку трупа, провёл ладонью в хирургической перчатке по порезам на предплечье. Ещё совсем ребёнок, даже грудь не сформировалась. Похоже на какой-то узор. Отпустил руку, перевёл взгляд дальше. Её не насиловали, как и всех остальных – это он проверил в первую очередь, вот только резать начали, пока они были ещё живы. Все девочки умерли от потери крови и болевого шока. Пока ни одного заявления об исчезновении, но родители могли не знать, не сообщить, девочки могли быть сиротами, сбежать из дома, полицейские могли проигнорировать или задержать заявления – слишком много возможностей. К тому же его это не касается – это работа Хильдеберга. Если ничего не найду, схожу к Эриху. Отто накрыл тело первой жертвы. Всё равно ничего в голову не приходит, а он может что-то подсказать. Эрих был нелегальным химиком, хирургом и патологоанатомом. А ещё – информатором Отто. Он работал на наркоторговцев и торговцев органами, иногда лечил людей и нелегальных химер, но все заказы были разовыми. Его сестра, Хельга, не хотела, чтобы он работал на кого-то одного, потому что никому не доверяла. Отто положил планшет, снял перчатки и выключил свет. Пора было идти домой – он уже и так задержался, а ведь надо было ещё успеть в кондитерский магазин. Если он придёт без шоколадки, Хельга его на порог не пустит. Конечно, это было рискованно. У Эриха не было официального статуса информатора, о нём вообще почти никто не знал, да и его сестра – боевик террористической организации Алый рассвет. За такие связи его вполне могут отправить в Последнее Управление. Отто махнул рукой охраннику и начал подниматься по лестнице. С другой стороны, Эрих – хороший специалист с нестандартным мышлением, он может увидеть то, что никому другому просто не придёт в голову. Можно будет рискнуть, но уже завтра.
Харальд опустил на окно щит – от постоянного мелькания огней за окном у него начали болеть глаза. Спать не хотелось, голова была забита обрывками мыслей, фактов, разговоров. Кажется, Готфрид опять остаётся без нужной ему информации. В городе пока ещё тихо – за последнее время только одно серьёзное дело, то, надо которым работает Хильдеберг. Ведь собирался спросить у него, как продвигается. Убийца-расчленитель девочек-подростков, очередной маньяк. Трупами занимается Отто, если что, он ему поможет. Харальд провёл ладонью по лицу. Как бы там ни было, сейчас он изменить ничего не может. Город давно уже остался позади, поезд бесшумно нёсся мимо поселений и полей. Харальд закрыл глаза и постарался очистить голову от ненужных мыслей. Через полчаса ему всё-таки удалось задремать. Смутная тревога проникла в сны, наполнив их шепчущимися тенями, движущимися фигурами и непонятным страхом. Харальд резко открыл глаза. Сумрак купе, мягкое, едва ощутимое движение. Ничего не изменилось. Хотя нет, поезд начал замедляться – это его и разбудило. Харальд встал и понял щит. Спина болела, шея затекла после ночи, проведённой в неудобной позе. Он совсем не чувствовал себя отдохнувшим. Поезд постепенно останавливался, всё больше замедляя ход. Харальд достал чемодан. Что ж, по крайней мере, работа отвлечёт его от тревоги за Нэля, Отдел и Империю. Поезд остановился, пол мягко толкнулся в ноги. Харальд вышел из купе и направился к выходу.
